Журналистка РИА «Новости», работающая в представительстве информационного агентства в Турции, опубликовала интересный материал о старьевщике в Анкаре. Приводим его полностью.
В Турции процветают лавки старьевщиков – эскиджи. Как правило, старьёвщиками становятся любители старины, не имеющие глубоких познаний в предмете и средств на серьёзный антиквариат. В Анкаре рядом с офисом РИА Новости располагается “Лавка старьевщика Зейнеля”.
Рядом с офисом РИА Новости в Анкаре располагается “Лавка старьевщика Зейнеля”. Как-то я заходила туда просто подышать стариной, потом познакомилась с хозяином, а сейчас это для меня едва ли не лучшее место в городе.
Запах старины на чердаке у бабушки помнишь всю жизнь — видимо, что-то неосязаемое есть в старых вещах, хранящих энергию прошедших эпох. Но антикварные салоны я не люблю — слишком ярко сияют их золотые часы и статуэтки, под высокомерным взглядом сотрудников чувствуешь себя неуютно, а на цены лучше не смотреть. Куда демократичнее и веселее на блошиных рынках: все равны, вещи можно трогать руками, а продавец часто не хитрее покупателя.
В Турции процветает практически отсутствующий в России сектор малого бизнеса — лавки старьевщиков — эскиджи (eskici — тур.). Как сообщил корреспонденту РИА Новости глава Конфедерации ремесленников и мастеров Турции Бендеви Паландёкен, в Анкаре таких магазинов более 800. Их владельцы не богатые антиквары, но и уличными собирателями хлама их не назовешь. Как правило, старьёвщиками становятся любители старины, не имеющие, однако, глубоких познаний в предмете и средств на серьёзный антиквариат. При этом, как у любого уважающего себя турецкого бизнесмена, у каждого из них есть приличного вида магазинчик, куда приятно зайти, чтобы окунуться в прошлое.
Зейнель Челик — типичный представитель турецких старьёвщиков. Он сын небогатого клерка, переехавший из Малатьи в Анкару в начале 60-х, когда ему было 6 месяцев. Тяжелое детство в лачугах на городских окраинах, неудачные школьные годы.
“Мне не удалось получить образование. 70-е годы в Турции были нестабильными, я в классе прослыл “марксистом”, мне пришлось уйти. В новой школе я стал, наоборот, “путчистом” — не сложилось и там. В итоге закончил 5 классов, начал работать, как многие пацаны, где мог: торговал газом, каштанами, крупой, собирал макулатуру. С макулатуры и металлолома и начался мой интерес к антиквариату”, — говорит Зейнель.
Когда-то у него был собственный пресс для макулатуры, которую он собирал и сдавал на фабрики вторсырья, этим и заработал на квартиру, машину, семью… Но антикваром так и не стал из-за отсутствия образования и основного капитала.
“Я не профессиональный антиквар, у меня нет наследства, необходимого образования. Все знания по этой теме добываю путём проб и ошибок. И никогда не зарабатывал на своём увлечении. Старинные вещицы — не работа, а для души. Я покупаю вещи, любя, а продавая — жалею. Вообще, мы все немного больные. Разве нормальный человек может с таким подходом деньги заработать?” — усмехается Зейнель.
Заработать ему действительно нелегко. Вещи, на которые я положила глаз ещё год назад, он до сих пор не продаёт — жалко. Зато легко отдаёт за копейки старинные открытки и конверты с марками.
“Кто-то из нас сам страстный коллекционер, кто-то пытается делать бизнес. Для меня это захватывающее хобби. Я периодически “западаю” на разные вещи, начинаю их коллекционировать. Например, сейчас у меня страсть к старым уличным указателям, старинным открыткам Анкары и Малатьи, виниловым пластинкам — патефон даже купил. Надоедает — продаю, начинаю собирать что-то другое. Мечтаю открыть музей, но вряд ли получится — нет ни средств, ни понимания, как это сделать”, — говорит он.
Лавка Зейнеля завалена самым разнообразным товаром — от курительных трубок до мебели. Я же часами просиживаю под старинной лампой, роясь в аккуратно сложенных пачках чьих-то старых архивов. Чувствуется, что их владельцы, в отличие от детей и внуков, с любовью и уважением относились к собственной жизни: документы в полной сохранности, личная переписка сложена в крепких коробках, рисунки, фотографии аккуратно переложены прозрачной бумагой… Некоторые из них принадлежали видным в своё время деятелям турецкой истории, врачам, важным чиновникам, художникам.
Турецкий врач Vedat I., Турция, 1960-е годы. Вот его школьный аттестат, свадебное фото, а вот письму брату, где он сообщает, что его приглашают на стажировку в США. А здесь целая пачка документов уже из Америки… Сквозь архив неизвестного мне турецкого врача зримо проникаю в Турцию 1965 года, вижу Медицинскую академию в Пенсильвании. Ужасно интересно. Нет ощущения, что я лезу в чью-то жизнь, подсматриваю секреты… “Ведь нет у археологов, которые копаются в гробницах и скелетах, чувства стеснения и неловкости перед останками людей, так и мной движет исключительно дух исследователя”, — успокаиваю себя я.
“Какие самые дорогие вещи, которые попадали мне в руки? Не знаю, то, что дорого для меня, в твоих глазах может не стоить ничего. Думаю, самое ценное — документы с “живой” подписью Ататюрка (основателя Турецкой Республики — ред.). Потомки одного из первых депутатов турецкого парламента, специалиста по армянскому вопросу Эсата Ураса выбросили архив своего исторического предка в макулатуру, которую я собирал. Там помимо других документов были две телеграммы Ататюрка: в одной он просит Ураса войти в состав первого турецкого парламента, а в другой благодарит за это. Я их продал, хотел показать в своей среде, какой я крутой, какой у меня “товар” бывает… Теперь жалею. Нельзя такие вещи продавать. В музеи предлагал кое-что, но они норовят взять бесплатно, а ведь это мой единственный доход”, — сетует старьевщик.
Как-то мы с Зейнелем попытались совершить благородное дело. Накануне он попал на чердак заброшенного дома в старом районе Анкары, где нашел массу старинных документов и прочего бесценного барахла, среди которого оказались рукописные дневники некой иностранки Бригитты В., жившей в 50-е годы прошлого века в Анкаре.
Судя по театральным билетам, чекам из ресторанов и абонементам в гольф-клубы, приклеенным на пожелтевших страничках, а также сотням открыток из разных стран, включая Австралию, Японию и Бермудские острова, девушка была из знатной, возможно, дипломатической семьи. Волнение историка так захватило, что, определив язык записей, как шведский, мы отправились в посольство Швеции в Анкаре рассказать о находке — вдруг эта девушка известна на родине, и её дневники не одно десятилетие ищут шведские историки?
Шведские дипломаты пролистали дневники соотечественницы с любопытством, однако озаботились авторскими правами, наличием наследников автора и невнятно пообещали запросить турецкие власти насчёт этой шведской гражданки. К слову, на том история и закончилась: мы сами выяснили, что Бригитта была дочерью шведского торговца красками в Анкаре, а Зейнель впоследствии раритет продал.
“Товар я беру на блошиных рынках, где есть азарт, где можно найти уникальную вещь за копейки, где торговаться — это психологический спорт, адреналин. В первое воскресенье каждого месяца в Анкаре открывается рынок, куда съезжаются антиквары и старьёвщики со всей страны”, — говорит старьевщик.
Второй источник пополнения магазина — местные мусорщики, консьержи, дворники. Они всегда знают, кто где съезжает, переезжает, какой дом сносится, где идёт ремонт, кто выбросил много мусора… Недавно с их помощью Зейнель нашёл на какой-то помойке фантастические вещи: покрывало XIX века, вышитое золотом и серебром, старинную бутылку с виски (целую!) с фигуркой танцовщицы на дне. Внизу есть рычажок: заводишь его, звучит музыка, и танцовщица начинает крутиться.
“Я не антиквар, а, скорее, “хурдаджы” (тот, кто ходит по домам, собирает, ненужный хлам). Люблю в мусорки заглядывать — иногда такие вещи интересные люди выбрасывают. Мне совершенно наплевать, что обо мне думают. Вот у меня есть хорошая квартира, машина “Фольксваген”, я не бедный… Но могу подойти вот к тому контейнеру и порыться в нем. Я живу не для них, а для себя. Хотя сейчас по откровенным мусоркам ходить стесняюсь. Недавно увидел, что кто-то выбросил в контейнер пакет со старинными фотографиями. Попросил достать местного мусорщика и выкупил их у него”, — рассказывает Зейнель.
Он дарит вторую жизнь уникальным вещам. По словам старьевщика, люди выбрасывают настоящие произведения искусства, картины, старинные книги, украшения, мебель, а он их находит, приводит в порядок, продает или оставляет у себя.
“Мне интереснее на помойке что-нибудь найти, чем в магазине купить. Там увидел что-то готовенькое, чистенькое — купил, домой принёс, поставил, любуешься. А тут азарт, чутьё, охота! Это ни за какие деньги не купишь. Пусть вещь грязная, страшная, рваная, а ты ее приносишь домой, чистишь, она на глазах светиться начинает… Думаю даже, что ни один миллиардер, покупая на торгах самую дорогую и уникальную вещь, не получает такого удовольствия, как я, когда в пыли и грязи нахожу такую жемчужину, которую никто в мире не видит и не знает о её существовании. Потому что он — простой покупатель, а я — первооткрыватель”, — говорит старьевщик.
Прошу Зейнеля: “Если найдёте подходящий чердак, то зовите меня”.
Я тоже хочу быть первооткрывателем и спасать Историю.
24.09.2015