Игорь Рябцев:

У меня есть младшая сестра. Так случалось, что, когда она была совсем маленькой, мне приходилось гулять с ней в небольшом сквере рядом с домом. В том же сквере, разумеется, гуляли и другие дети. Как правило, с мамами и бабушками. Пока их чада бегали, толкались и отбирали друг у друга игрушки, молодые и пожилые женщины обсуждали, чем лучше кормить детей, во что одевать, куда ходить на развивающие занятия. А поскольку мне, подростку, эти темы были, прямо скажем, не интересны, я просто стоял и наблюдал за всем со стороны.

Среди прочих мамаш и бабушек в нашем скверике были две женщины, которые, кажется, проводили там все свободное время. Приходили они почти всегда в один и тот же час, а уходили с небольшой разницей. Два их мальчика, Сережа и Тимур, обожали играть вместе: у них были пластиковые пистолеты, с которыми они разыгрывали игрушечные баталии, представляя себя героями боевиков. А мамаши, меж тем, не могли наговориться! Что только не становилось темой: и погода, и семейные неурядицы, и болезни — и детские, и взрослые, и комбинезоны, и последние события в политике, система образования, и даже космические тела. Ко всему прочему, девушки обменивались подарками. То одна банку своего варенья принесет, то другая шапочку свяжет и подарит подруге. В общем, то, что называется «не разлей вода».

Как-то раз, осенним днем все шло своим чередом. Мамаши обменивались информацией, а их дети совершали очередную совместную «военную операцию». И вдруг, что-то пошло не так, то ли кто-то из мальчиков нарушил план захвата вражеского бункера, то ли один случайно подстрелил другого. Но кончилось тем, что один из парней ударил другого. Не сильно, нет. Но тот заплакал. Что тут началось! Мамаши спрыгнули с насиженной скамейки и побежали — одна успокаивать своего, вторая — проверить, не случилось ли чего с ее сыном. При этом, естественно, последовала попытка выяснить, кто же виноват. Не добившись вразумительного ответа ни от рыдающего мальчугана, ни от «обидчика», мамы не придумали ничего лучше, как развести их по сторонам и заставить играть с другими детьми. А сами вернулись на скамейку, но что-то уже было не так. Осадок, что называется. Молчание, несколько взглядов друг на друга. А разговаривать-то надо. И вот одна решила высказаться на тему только что произошедшего. Никогда не думал, что на тихой детской площадке может подняться такой крик. Мамаши пытались выяснить, кто же виноват: «Твой первый ударил!» – «Нет, твой его спровоцировал!» – «Твой всегда это делает, вечно руки распускает!» – «Да он у меня само спокойствие!» Выяснилось, что и одна, и другая уже давно заметили множество негатива в поведении детей «противоположной стороны». Потом и в поведении друг друга были найдены огрехи. Одно обвинение перерастало в другое, фальцет сменялся сопрано. От барышень летели искры.

Какое-то время я все это слушал так, как зрители слушают оперетту. Но, собственно, как и на оперетте, я вскоре заскучал. Тем более, что зрителей там и без меня хватало: постепенно окружающие мамы и бабушки присоединились к конфликту и пытались даже как-то внести в него свою лепту, выступая то на одной, то на другой стороне. Тут я и бросил взгляд на площадку, где продолжали резвиться дети. Как и следовало ожидать, отпрыски «враждующих сторон», те самые, из-за которых разгорелся этот конфликт вселенского масштаба, снова играли вместе. У них уже полным ходом шла новая военная операция, на этот раз совместная. Мальчишки и думать забыли о недавней обиде и сейчас спина к спине собирались захватить новую крепость.

Почему так происходит? Почему детям на разрешение конфликта требуется так мало времени, а мы, взрослые, из-за одного пустяка можем окончательно и бесповоротно порвать всякие связи с человеком? Мне кажется, все дело в том, что дети, в отличие от нас, не обросли никакими стереотипами о том, как НАДО поступать, чтобы никто не вдруг не подумал, что ты слабее или менее решителен, что именно нужно сказать, чтобы унизить другого, или как сделать так, чтобы привлечь на свою сторону как можно больше сочувствующих. У детей еще нет этого раздутого эго, которым каждый из нас давно себя опутал. И не дай бог, кто-то это эго, пусть даже случайно, пусть не сильно, но заденет. Все! Я уже десять тысяч раз пойму, что не прав, но никогда не извинюсь, а уж если передо мной извинятся, все равно не прощу, ибо я не какой-нибудь там слабак.

Очень хочется, чтобы мы иногда оставались детьми. На фоне того, что происходит на мировой политической арене — особенно. Пусть наши родители поссорятся, может, им это полезно. Но, ради бога, нам-то это все зачем? Нам же жить надо — совсем рядом, а кому-то и вовсе вместе. Неужели после того, как мама мальчика Сережи сказала ему, что мальчик Тимур плохой, Сережа тут же перестанет его ценить как друга? После всего, через что они прошли вместе? Да нет! Он просто может послушаться маму и с Тимуром не общаться. Но это будет травматично и для Сережи, и для Тимура, а в результате (и это будет очень скоро) и для их мам. Потому что чувства — они никуда не денутся. Привязанность, ощущение крепкого дружеского плеча, совместные прогулки, игры и разговоры, обмен книжками и игрушками — все это стоит гораздо больше, чем глупая ссора. О которой завтра уже никто не вспомнит.

Да, безусловно, то, что произошло на турецко-сирийской границе, как любят выражаться в СМИ, носит беспрецедентный характер. Как минимум, две вещи имеют здесь принципиальное значение. Лично для меня важнее то, что погиб человек. Потому что это жизнь, а ценнее жизни ничего нет. Во-вторых, самолет одной страны сбил самолет другой страны при том, что эти страны неоднократно заявляли о своей дружбе и, более того, много лет подкрепляли это действиями. Что дальше?

Я не политолог, а даже если бы и был, у меня, как и у политологов, нет, физически нет достоверных сведений, стопроцентных доказательство того, что случилось. Есть мнения двух сторон, каждое подкреплено аргументами и даже схемами, однако чтобы делать выводы, нужна гарантия того, что это действительно было так: завизированная фиксация траектории движения самолета, записи предупреждений, которые выносились пилотам, фрагменты самого самолета и так далее. Пока всего этого нет, лично я воздержусь от оценок.

Но имеет ли это в нашей ситуации значение? Да, на политическом уровне, разумеется, имеет, так как может просто-напросто перевернуть ход истории, сместить полюса, передвинуть векторы и прочее. Но имеет ли это значение на уровне человеческом? Думается и хочется верить, что нет. Самое гнусное, что может быть: это то, что когда нам скажут, что Тимур плохой, мы можем поверить в это и перестать с Тимуром дружить. Неужели так и будет? Вчера аниматор на пляже Антальи подарил букет красивой девушке из Новосибирска, а сегодня объявил ее врагом? Вчера мои друзья сели в самолет и полетели в Стамбул на один день, чтобы попасть на концерт группы Duman, а сегодня стерли все их записи в компьютере? Вчера в Анкаре прошла встреча российских и турецких литературных переводчиков, где представили новые издания Яшара Кемаля на русском и Михаила Веллера — на турецком, а сегодня книги — в топку? А выступления Московского балета в Турции? А Дни Анкары в Москве? А русско-турецкий Новый год в культурном центре в Стамбуле? А ретроспектива Нури Бильге Джейлана в московском «Пионере»? Все это отменяется? Хорошо, а что делать с теми десятками турецких студентов, которые приехали учиться в Москву по специальной программе? Как быть тем туркам, которые открыли свой бизнес в России и совсем не всегда на первое место ставили извлечение прибыли, а просто любили свое дело и вместе с тем создавали рабочие места — для россиян? Куда податься россиянам, у которых свои предприятия в Турции (да, есть и такие, и немало)? Наконец, что нам делать с могилой великого турецкого поэта Назыма Хикмета на Новодевичьем кладбище, где ежегодно собираются вместе русские и турки, потому что он один у нас на двоих? Стоит ли говорить о тысячах русско-турецких браков? Тут и так все понятно.

Что со всем этим будет? Да ничего. Потому что мы люди. И культура, человеческое общение, искусство — все это непреходяще. Мы ничего не сможем с этим сотворить. Когда мы говорим о русско-турецкой дружбе, мы вряд ли имеем в виду контракты на поставку газа или объемы экспорта-импорта. Согласитесь, мы в первую очередь задумываемся о поездках по достопримечательностям, о совместных культурных акциях, о наших общих детях.

Ну не могут же нам запретить любить своих детей, правда? Или смотреть фильмы Фатиха Акына? Или читать Орхана Памука? Или слушать Джана Бономо?

Послушайте, мы можем притворяться, что за один день перестали уважать и любить все турецкое, потому что так надо. Но это будет лицемерие и война с самими собой. Мы же не хотим лукавить, правда? Говорить, что «турки плохие», а потом приходить домой и есть турецкую пахлаву и смотреть турецкие сериалы?

Мы же будем, как Сережа с Тимуром, правда?